Моя встреча с протоиереем Геннадием Нефедовым произошла на осеннюю Казанскую в 1981 году в критический момент моей жизни. В то время я был успешный молодой ученый, бывший спортсмен, вроде бы все имевший и многое осуществивший: семья, дочка, квартира, интересная работа. Живи и радуйся, но все без Бога. И в какой-то момент все пошло наперекосяк: запутался в собственной жизни, дала трещину и семейная жизнь, смысл жизни исчез. Возникла безвыходная ситуация, которую нам никто не мог помочь разрешить. И в этот момент нас с супругой Ириной знакомят с молодым священником — отцом Геннадием. Знакомство состоялось по рекомендации Ольги Александровны Ветелевой, дочери протоиерея Александра Ветелева, духовного отца батюшки. А привела нас в храм в Леонове молодая девушка Наташа Зверева, ныне супруга протоиерея Михаила Осколкова — матушка Наталья.
Я не был воинствующим атеистом, но церковников недолюбливал — сказываласьатеистическая пропаганда в пионерии и комсомоле, где я был активным участником общественной жизни — членом комитета комсомола крупного научно-исследовательского института. Но отчаяние сделало свое дело, и я пошел на беседу. Мы с Ириной увидели молодого священника, ему было тогда только 39 лет, с удивительным взглядом бездонных голубых глаз, которые очень внимательно на нас смотрели. Захотелось все рассказать, ничего не утаивая. В тот раз мы проговорили больше трех часов, открыв свои души, ничего не приукрашивая и ни в чем себя не оправдывая. Если раньше мы смотрели друг на друга все подмечая, то теперь начали смотреть в одну сторону — через отца Геннадия в сторону Бога, Который один только и мог разрешить все проблемы.
Батюшка терпеливо нас выслушал, а потом заключил: «Я вас друг без друга не вижу и какое бы вы не приняли решение, приходите в храм». Мы попросили отца Геннадия о духовном руководстве, и он не отказал нам. Вскоре его перевели в храм Преображения Господня в Богородском, где неподалеку находился дом, в котором я родился, и, наверное, в детстве меня в этот храм водила моя бабушка Ольга,с которой мы вместе жили.Царствие ей Небесное!
Мой наносной атеизм быстро рассыпался и я понял, что Бог всегда был рядом и вел к Себе через тернии все эти долгие молодые годы. А «ободрался» я значительно, так что моя первая исповедь у батюшки затянулась на часы. Теперь даже страшно вспомнить, сколько всего непотребного было содеяно, хотя для атеистической молодежи того времени все это было явлением обычным. Многие молодые люди жили, исповедуя эпикуреизм — живем же один раз. А потом начались «трудовые церковные будни». Спорт и наука приучили меня к терпению и труду, но церковная жизнь это другое. На первых порах я не мог выстаивать на службах более четверти часа — все тело болело, а ум плавился. Я спрашивал у батюшки, почему бабушки стоят как вкопанные, а я, спортсмен, больше десяти минут не выдерживаю. А батюшка отвечал: «У тебя другая группа мышц развита, а для статических нагрузок она не подходит». Мне всегда представлялось, что священники люди малообразованные, и чему мне, кандидату наук, от них можно поучиться. Но батюшка тоже оказался кандидатом богословия, окончившим Московскую духовную академию, прошедшим армию и иподиаконство у патриарха Пимена. Он отвечал мне на многие сложные вопросы, которые долгое время ставили меня в тупик.
Удивительно, но начав читать духовную литературу, я стал лучше понимать и физическую химию, которая была областью моей профессиональной деятельности. А в семейной и общественной жизни батюшка видел такие глубины, что это порой вызывало у меня трепет и благоговение. Он видел, что меня ждало за углом жизненных ситуаций. Он никогда не приписывал себе прозорливость, но явно обладал даже в молодые годы духовной рассудительностью. Говорил, «если приходите ко мне как к Геннадию Николаевичу, то и получите совет от Геннадия Николаевича, а если приходите к отцу Геннадию, помолившись усердно Богу, то я могу сказать, что и сам не знал и не ведал, а только озвучиваю, то, что Господь хочет до вас донести». И таких моментов за время нашего общения было не мало. Практически ни одно серьезное дело мы не предпринимали без совета с батюшкой. Приходили со своим видением ситуации за благословением, а уходили озадаченные с совершенно неожиданным решением вопроса, принятого нами осознано, с полным доверием отцу Геннадию. Батюшка никогда не настаивал, но умел раздвинуть рамки вопроса и духовным взором видел, что было там, за горизонтом, чего мы-то и не видали. Только один раз за 36 лет нашего общения он проявил настойчивость, и даже категоричность. Это были девяностые годы, о науке никто не вспоминал, больше думали о торговле и хлебе насущном. В то время я возглавлял частный научно-технический центр, который довольно успешно существовал, несмотря на разруху в стране. И вот отец Геннадий стал настоятельно рекомендовать мне защищать докторскую диссертацию, а то, говорит, «просто погибнешь».
Честно говоря, я испугался такой перспективы, но сделать что-либо в этот момент было просто невозможно — моя работа имела гриф «секретности» и много маститых противников с солидными учеными званиями. По молитвам батюшки «стена» начала рушиться. Неожиданно мне позвонили из института, сообщили о снятии грифа и предложили вернуться продолжить научную работу. Недавние оппоненты стали помощниками в работе над монографией. В результате я защитил докторскую диссертацию и получил в дальнейшем звание профессора. Диплом доктора наук мне вручили 4 ноября в день празднования Казанской иконы Божией Матери, и батюшка не только поздравил меня, но и представил Святейшему Патриарху Алексию, который возглавлял литургию в день нашего престольного праздника. Долгое время было не понятно для чего мне нужен этот высокий статус, но в последние годы это стало очевидно. Статус спасает от многих жизненных перипетий и защищает научное направление.
Наша жизнь в Церкви развивалась постепенно. Первое десятилетие нашей церковной жизни в восьмидесятых годах не очень приветствовалось хождение в храм, хотя я и не был членом партии, но мог поплатиться должностью заведующего лабораторией. Поэтому приходилось проявлять некоторую осмотрительность. В девяностом году батюшка предложил мне войти в «двадцатку»[1] новой возрождающейся общины храма Богоявления, что в Китай-городе. Я был этому очень рад и стал активным членом прихода — преподавал в воскресной школе вместе с супругой Ириной, оба вошли в состав приходского собрания, а в 1992 году отец Геннадий ввел меня в алтарь в качестве алтарника.
Наша старшая дочь вышла замуж за молодого человека, алтарника нашего храма, впоследствии ставшего священником. Во многом батюшка способствовал заключению этого брака, состоявшемуся, без сомнения, по его молитвам, хотя всегда и отнекивался, что «он здесь не причем». Шло время и уже наш младший сын становится алтарником у нас в храме, а потом и четыре наших внука.
Большим событием в моей жизни стала встреча с отцом Иоанном (Крестьянкиным). Два раза мы с батюшкой ездили в Псково-Печерский монастырь к о. Иоанну, который очень ласково и с любовью нас встречал. С о. Геннадием вел долгие духовные беседы, а меня благословил продолжать заниматься наукой и во всем помогать батюшке.
Наш семья знала о. Геннадия больше тридцати лет. Между членами наших семей сложились теплые отношения — вместе ходили в походы, ездили в паломнические поездки на машинах, устраивали задушевные «банные посиделки» и просто ходили друг к другу в гости. Батюшка крестил всех наших внуков, освещал наше жилье и в городе и за городом, отпевал наших родителей. За все эти годы батюшка научил нас трезво смотреть на жизнь, стараться во всем искать промысел Божий и поверять свои мысли советом с духовником. Батюшка ушел от нас, но нет чувства безысходности и безутешного горя, а есть тихая печаль и вера, что мы все снова будем вместе, батюшка нас обязательно встретит и проводит в небесные обители. Царствие тебе небесное, дорогой отец Геннадий!
А меня очень радует и утешает мысль, что на земле живет маленький Геннадий Николаевич Нефедов — полный батюшкин тезка и внук, сын священника о. Николая Нефедова и мой крестник.
Ю.Н.Филатов
[1] По советскому законодательству религиозная община, состоящая из 20 человек, могла претендовать на здание или помещение «для отправления религиозных нужд». Двадцатками называли группу общины, которая регистрировалась в районном исполкоме власти (Прим. — СНН).